четвер, липня 15, 2004

Кукольный дом


Они родом с Фабрики путти. Их создавали очень талантливые люди, которые мечтали, но не сумели сами стать такими как они. Их немного в жизни, но ими заполнено особое публичное пространство, которое создали для них и они там обитают - всегда красивые и стройные. По правилам, которые придуманы специально для них.
Их называют моделями.
Раньше они были людьми.

Фабрика – это не дом, там просто делают путти. Это такие человеческие существа, над которыми не властно время и жизнь. Они прошли жесточайший отсев и отбор. Их выбрали из Простых. Так про себя они называют остальных людей. Отбор не проходят те, у кого есть внутренние трещины. Есть даже японская философия про вещь с трещиной. Трещины появляются от глубоких эмоций. В трещины западает-задерживается все, что ты прожил. И если то, что запало было для тебя очень важно, то это может разъедать трещину и она углубляется. Это очень страшная болезнь, ее долго надо лечить психоанализом. А это очень дорого.

Кукольник считает, что это нерентабельно. Потому что от внутренних трещин могут у моделей появляться внешние.

«Как мило!» - их главный рефрен и основная реакция на происходящее.

Здесь все решает Кукольник. Он подбирает концепт и дает задания всем остальным: сценаристу, который придумывает сюжет жизни для модели, имиджмейкеру – создателю нового образа, психологу, который подбирает им характер и партнеров по сюжету, учителям речи, движения, актерства и хореографии. По особой программе работают тренеры тела. Дизайнер создает стиль и декорации для нового сюжета.

Их главный враг – еда. (Простые слишком много едят. От этого все их проблемы).
Путти равнодушны к еде. Они питаются.
Органическая телесность сводится к нулю. Главная тема в ресторане: «Что мы не будем сегодня есть?».
Диалог моделей:
- Взгляни, а она ничего!.
- Ты что, не знаешь - она же простая, у нее все свое, она не заплатила за это ни цента. Просто худая, это так дешево!
- Вау!
- Я думаю, надо походить в церковь.
- Ну, да, я слышала, у них неплохая программа для похудения

Они столько работают над собой, что могут приравниваться к лучшим людям на Земле. Для большинства простых боги - это они.
Их церковь – кинотеатр, библия – глянцевая пресса, духовник – телевизор.
Люди так утомительны, у них слишком несовершенная жизнь. Простые составляют массы, глобальную публику.
Простые на них постоянно смотрят. 24 часа в сутки.
Как только на модель перестают смотреть – ее «стирают» - выбрасывают из бизнес-времени и она/он вынуждена выходить замуж за другого, вне концепта, а иногда даже за богатого простого. Для него это очень дорого – он же приобретает образ-утешение, его создавало столько людей. Модель – часть его «хеппи энда». Он хочет ее, потому что ее хотят другие. Ее - простую он не знает, но хочет узнать, за что и платит. Но не должен. Иначе он будет разочарован – за простоту он мог бы и не платить такие деньги. Она должна быть трогательна – буквально и фигурально. Красавица с душой милой игрушки – интересно, какая у него любимая игрушка. Он будет ее звать «малыш», «зайка» или «пуся». Она – как отражение части его детской души, он выкупил тее у прагматичного мира себе в подарок, чтобы умиляться самому себе. Он отбил-забрал ее у парня-Мальборо и у парня-Camel, увел из компании молодых «Нескафе», завернул в полотенце «Ленор» и почти счастлив. Он герой, она его трофей. Она - путти. Девушка-ребенок. Ей можно все, но нельзя стареть и умнеть. Все, что угодно, только не «простая» жизнь. Он верит в свою сказку.
Он:
- Ты меня любишь?
Она:
- Ты прелесть!
Он:
- Тебе со мной хорошо?
Она:
- Ты такой милый!
Он:
- Как ты думаешь?…
Она думает как путти – без трещин. Глянец должен быть гладким и блестящим. Она не может терять лицо и фигуру, если она «западет» на него – то опростится и станет как простая жена.

Но это в страшных снах. А в настоящем - только бы попасть во Всемирную модельную Сеть. Там можно стать Супермоделью или Другой.

У них есть и мужчины. Слава богу, мужчинам-моделям не нужен секс с женщиной. Они понимают, что может быть беременность, а это очень опасное заболевание, после него столько осложнений. И период реабилитации может занять почти все продуктивное время – лет 5 молодости, если это пересчитать на деньги – ужас! Громадные убытки по счетам!
Мужчинам-моделям нужны другие мужчины, это безопасней для бизнеса.

Другим – тем, кто может все купить, они обычно становятся политическими, светскими или экономическими моделями, - им нужен секс с моделями-женщинами, но тоже без эмоций – у всех есть профессиональный кодекс, это взаимно запрещено по контрактам. Секс – это вид общения с Другими. Телесная деловая коммуникация. Нечто среднее между бизнесом и фитнесс-тренингом.

Эту секс-коммуникацию рефлексивно сопровождают их психоаналитики – нейтрализаторы эмоций. Эмоции приводят к срыву, срыв – к трещинам. А от них болезни - булимия, анорексия, депрессия, дефолт.

Модели не смотрятся в зеркало – нам оно не нужно, они смотрятся только в объектив. Это простые смотрят глазами и видят всякую гадостью. Поэтому и «объектив» - только он видит все как надо. Лицо им делает визажист. Боже сохрани, чтобы увидеть себя в зеркале, да еще с плохим светом.
Модель - это ее портфолио. Кто ее увидит просто так?

Пословица: «По портфолио встречают».

Их будущие враги – голограммы и виртуальные модели. Кукольник говорит, что как только они появятся приближенного качества, – модели будут не нужны. Один снимок – и миллионы вариаций изображения. Но никто пока до конца не расшифровал виртуальный биогеном.

Если модель говорит:«Я себя еще сегодня не видела» - значит, она не смотрела ТВ, глянцевое чтиво. Чтиво и чтение – разные вещи. Чтиво – это медиа-чтение, без воображения, с картинками. Все оплачено: «Мы предоставляем Вам все, Вам даже думать не надо. Наши креаторы все уже для Вас придумали».

Голос модели – это тайна. Ее должны озвучивать, чтобы не разрушать целостность образа. Поэтому предпочтительны глянцевые интервью, ни в коем случае не видео! Это же почти реал! А вдруг никто не сделает виртуальную чистку?

Иногда модели становятся актрисами и играют простых. Какой фарс! Но простые это любят.

Депрессия модели: «Как надоела эта чертова жизнь!»
Кукольник: «Еще рано, экономические прогнозы у тебя хорошие».
Модель: «Но ведь это длится почти три года! А вдруг им (простым) это уже надоело?»
Кукольник: «Ну, ладно, я дам задание придумать тебе новый концепт и подобрать партнеров!»
Модель: «Я не хочу в партнеры модель, пусть это будет Другой!»
Кукольник: «Здесь я решаю, кто и когда это будет, сначала – анализ и прогноз, потом - сценарий».

Набор личных качеств модели – это из эконом-времени, анахронизм. Интеллект – экзотичная изюминка. (Ах, у нее еще и ум есть!) Но, нет речи – нет интеллекта. Да и где его можно проявить в альтернативном пространстве – в Публичной долине, в бизнес-времени это невостребовано.

Они все Куклы. Лиля Брик на плакате 20-х годов, зовущая покупать книги – тоже кукла, только это другой концепт.


У моделей есть свита – модельеры, певцы-развлекатели, разные шоу-люди, создатели фона для моделей,

Моделей-женщин часто спрашивают, не хотят ли они жить простой жизнью, полюбить простого парня, завести ребенка?

Зачем? У них для этого есть бренд-Вещи, а они как дети, особенно машины.

Модель о ребенке: «Завести ребенка? Только как домашнего животного. Гарантии качества на детей не дают, поэтому рожать нельзя. Лучше взять готового. Детей развелось слишком много. Есть спальные резервации для простых и их детей. А моделям нужны породистые дети – я, например, хочу ребенка-далматина, черно-белого. Но такого пока ни у кого нет. Главное - ребенок не должен расти, но он должен все понимать.
Детей воспитывают простые – от этого никуда не денешься, и это тоже проблема. Ребенок может заболеть, но он не должен вырастать. А простые делают все для роста детей! Ребенок модели не должен расти, если он растет – я старею, этого нельзя допустить. Я спонсирую программу «Ребенок –бонсай», по созданию детей, которые не будут расти, всегда маленькие и хорошенькие».

Родители моделей – простые люди, такая проблема для моделей! Это, практически, трещина. От простых натурально пахнет. Они носят старые вещи – даже прошлогодние!

Семья модели – Путти-дом. Над ним поработали не только дизайнеры, но и светопостановщики для помещений. Он озонирован и кондиционирован. В нем поддерживается особая влажность - наилучшая для PH кожи модели.
Везде стоят камеры и видеофильтры – каждое мгновенье из жизни модели дорого. Музыкальный фон подобран звукооператорами по сезонам и времени суток, просчитан для разных аудиторий. Путти-муж всегда в отличной форме и настроении, путти –дети появляются по вызову и уходят по таймеру.
Планы на будущее (без старости и после смерти) сценарно расписаны и хронометрированы– в зависимости от концепта. Профилактика трещин стопроцентная, идеальный путти-проект.

Простые платят за все.

середу, травня 26, 2004

Иди вперед

Эпистолярный подрыв души после прочтения статьи из глянцевого журнала
Когда ты сидишь одна, а с тобой только друзья-книги-журналы о чужих жизнях и чужой любви, вокруг - пустота и суета, на душе кошки воют мартовским кличем, который никто не слышит. Сидишь и сокрушаешься о
потерянных годах, юности и свежести. Твое тело уже живет своей собственной жизнью, мало от тебя зависящей, ни тренажеры, ни бассейн не могут вернуть былого ощущения бурлящего движения жизненных соков.
Ты как дерево, которое еще зеленеет для окружающих, но внутри уже начался процесс засыхания и гниения. Этот процесс разлагает тебя изнутри, и ты тратишь все силы на то, чтобы этого никто не заметил. Это титанический труд, он бесконечен и безнадежен, что делает его еще более бессмысленным.
У тебя вроде все еще есть: мужчина-муж, или наоборот, муж, который вроде имеет все мужские признаки, но в домашних условиях они уходят в диван, заземляются как электричество. Ты его уважаешь (по привычке) и любишь (как предмет приложения собственных сил в течение последних лет), но он высасывает твои последние силы, которых и так не много осталось. У тебя есть дети, которым ты нужна как символ домашнего очага, когда им плохо или грустно, - радости свои они, как правило, делят с другими людьми.
У тебя есть мама, которая привыкла делать тебе больно, чтобы лишний раз удостовериться, что она тебе небезразлична.
У тебя есть подруги, которые говорят только о нездоровье, о никчемности мужчин и достижениях детей.
И еще у тебя есть пустота, которой ты заполняешь свое одиночество. Это твоя худшая подружка, ее одновременно много и мало, она бесцветна и бестелесна, она всегда с тобой. Она окутывает тебя как облако и не дает жизни, ее краскам и звукам приблизится к тебе. А если вдруг они прорываются сквозь ее тягучую пелену, потом она становится еще гуще, плотнее заполняя брешь.
И ты беспомощно барахтаешься в этом мареве, пытаясь из него выбраться время от времени. Но, оказавшись вне его, вне объятий этого ласкового облака, тебе знобко, неуютно и постоянно сквозит. И лишь закутавшись в его обманчивую ласку, как в плед, тебе становится покойно и тепло, ты жалеешь себя, и теплые слезы сочувствия омывают твою незаполненную жизнью душу.
Ты сама плела эту пелену безопасности, все эти двадцать долгих счастливых семейных лет. А теперь, вплетя ее в себя и себя в нее ты тяготишься этими путами безжизненности и спокойствия, от которых несет плесенью и затхлостью. Это запах твоей безопасности и стабильности, как залежалое белье, вроде бы чистое, но несвежее.
И у тебя есть выбор: стать такой же затхлой и несвежей как этот покой-рутина или принять контрастный душ волнений и тревог, омыть тело и душу, придать себе новый импульс.
Ничто не вернется, жизнь идет вперед. А ты рискуешь остаться там, откуда все уже ушли, лишь бродит кучка таких же сонных друзей пустоты. Эта скучна компания самодостаточна, ты ей не нужна, они просто инертны, хочешь – оставайся, не хочешь – уходи.
Уходи. Уходи, двигайся, иди. Куда угодно, только иди, не сиди. Встань и иди. Пусть молчит телефон, это не он – вестник судьбы, ты сама – ее носитель. Возьми с собой любимые вещи, совсем немного, иди налегке. Каждый день чуть дальше, чем вчера, на несколько шагов, раздвигай рамки своего бытия. Бытие – очень емкое слово, быть, это значит – жить каждый миг, быть, бывать, где хочется.
Иди, лети, вперед!
NB: уходя, не забудь заложить грязное белье в стиральную машину, пока ты будешь уходить - оно постирается, а когда вернешься, еще успеешь погладить до прихода мужа и детей.

неділю, травня 02, 2004

Путь в никогда

Как жить и чем жить после того, как ты уже все всем доказал?
Себе и другим - тем, кто наставил тебе занозы-синяки еще в детстве или в юности.
Все смыслы были: доказать, показать, утереть и т.п. И вот -
все доказано, все показано, все утерлись, и что дальше??? Тишина? Как пережить эту тишину и не оглохнуть. Как сохранить привычку рваться вперед. Как? Как? Как?
А зачем? Ведь все уже доказано, показано, все утерлись.
Ведь не было привычки просто жить, ничего не доказывая. Не было нормальной жизненной потребность радоваться каждому дню просто так. Ударение на первом слове – ПРОСТО так.
Как же это безумно сложно – жить просто так. Без подвига, без доблести, без славы.
Ты не умеешь жить впрок, накапливать сегодня, чтобы тратить в будущем. Накапливать эмоции, переживания, ощущения – как можно больше, чтобы было потом чем жить. Это как твой персональный пенсионный фонд – бери, живи, копи, наполняя сосуд жизни доверху, через край.
У тебя же все наоборот: «подумаю об этом завтра», сделаю на потом, поживем-увидим и т.п. Жизнь-ожидание, жизнь по капле, а потом – просто лужа. Лужа, в которой отражается чужая жизнь, чужой свет, чужая печаль и радость.
Мы всю жизнь драим щели, в которые сочится жизнь, затыкаем родники радости и свежести. Видим себя кораблем без пробоин, этакая гордая посудина в океане житейском. А на этой посудине навалены эго-ценности: гордость, зависть, жадность, глупость, накопленные непосильным трудом. Сначала были бумажные кораблики, но дедвейт маловат оказался, потом – лодочки, потом – яхты с парусами, а там и до «Титаника» уже недалеко. А вспомни: самый яркие ощущения были в детстве, когда ты плескался на мелководье, тебя было не выгнать из воды, солнце тебя не слепило, а грело, вода сияла как все сокровища Али-бабы. Потом ты стал заплывать все дальше, и вот уже завел себе суденышко, чтобы плавать дальше всех. И уже не ты плывешь, а оно, твое судно. ( И в больнице, как в насмешку, тоже судно.)
Плывешь сам и идешь сам - живешь в реальном времени. Заводя-имея-меняя средства передвижения – уплываешь-уезжаешь от того себя, что на мелководье был счастлив безусловно. Экономия времени оборачивается экономией жизни. «Из пункта А в пункт Б…». Как в командировке день отъезда - день приезда как один день. Чего метаться, спрашивается?
Восточные мудрецы считали, что жизнь – это Путь. Жизнь-путь - жизнь-приключение. Когда не видно, что там за поворотом. Медленно в гору, бегом - с горы. Дождь, снег, солнце – это твой календарь ощущений, твоя энциклопедия состояний. Та, которая пишется всю жизнь, чтобы в старости листать страницы и греться у огня воспоминаний. Твоя печка-камин, где постоянно теплится жизнь. Старость у камина – мечта обывателя. Обыватель – от слова БЫТЬ. А быть, значит – просто жить.

понеділок, січня 26, 2004

Циники

(подражание Мариенгофу)Столица просыпалась. Лениво, нехотя, разводила в стороны белые холеные ручки, зевала глубоко, широко, с привздохом.
Столица просыпалась как бесстыжая девка после мутной ночи, но не спешила избавиться от дурного запаха изо рта, с отвращением и неудовольствием расставаясь с ароматом теплых потных подмышек. Столица - язычница, богов знала множество, а заместителей их еще больше. Дух свой тяжелый, осязаемый любила и берегла. Вся из плоти, нечесаная и неметеная. Как Жозефина, не мывшаяся, поджидающая своего Наполеона, она хотела сохранить все свое естество для любовника. Безумно притягательная для любого. Столицу хотели все. Столицу хотят все. Она многим кажется доступной, обманчиво заигрывая с провинциалами, зазывая, флиртуя. Но Столица никогда не жаловала Всадников. Эти ребята, вообразив себя Кентаврами, являясь одновременно пациентами ветеринара и терапевта, решительно скачут в Столицу, одним махом проскакивая сказочно-лубочную развилку: прямо-направо-налево... И вот уже и коня нет, и сам еле жив.
На самом деле, все, кто затевал в истории России и Запределья революции и перевороты были всегда одержимы одним-единственным подкожно-подкорковым желанием: поиметь Столицу. Поиметь, удивить и удовлетворить, показав свою мужскую силу, навсегда привязать к себе, сделаться нужным ей, необходимым, своим. Стать мужем. А далее, следуя славянским традициям, обрюхатить и заставить служить себе: любить, обихаживать, жалеть и холить. На то ведь она и царевна, чтоб Ивану-дураку пироги печь.
Столица просыпалась. Холеная, сытая, пьяная вчера, - посконная, спитая и несвежая утром. Просыпалась, чтобы выдворить из своей постели очередного незваного гостя, такого же похмельного как сама. Потом почистить перышки, прихорошиться для следующего.
Кати-горошком закатился в Столицу незваный гость нонешний. Парень без роду-племени, высок, холен, сух и куражист. Несмотря на полувековой житейский стаж, до жизни охоч и суетен. Игрок и плейбой, наглый и хлыщеватый. Богат чужими деньгами. Большой жуир, прямо сборный портрет из дамского сериала.
Из мятой чужой постели - в дорогой заморский автомобиль. Сигарету в зубы, ногу на газ, музычку на всю громкость. Кожаные чехлы поскрипывают, кондишн шуршит - благодать вроде. А на душе паскудно, помойно. Скулеж к фарфоровым зубам не вяжется, ухмылка крива, не смайлится чего-то. Проскочил перекресток на красный, не сбрасывать скорость-то, только набрал. Вскользь обогнал «Москвича», откуда взялся в левой полосе? – о?!, звонок. Малыш «Сони», крохотулечка, в ладони тонет, антеннка как зубочисточка: «Да, я, еду, нормально, устал, скоро, ну все».
А разве Я - это Я? Куда еду? И что нормально? Скоро, что скоро? Ну. Все. - как приговор-прощание. Как там, у Маркеса: «полковник с видом доверчивого ожидания сидел... и прислушивался к себе».
И дома - не дома, нет жены, нет детей-сыновей, а есть крошка-тетеха какая-то, трахал походя, влетела, родила «для себя», говорили-предупреждали, что для себя - это когда неизвестно где, и неизвестно кого. На тельце молодое позарился, сам посвежеть захотел, помолодел, теперь пацан кричит-заходится, слабый, больной, твой, такой же слабый как ты сейчас, такой же больной. Мочи нет слушать, смотреть.
Козел, не видишь, куда едешь, урод? Понакупят рухляди, железа, думают, что ездят, недоноски.
А ведь сам был недоносок. Мать говорила, царство ей небесное, хилый был, зубки гнилые, но наглый и кусучий. Всю грудь изгрыз, не заживало долго. Худой, бледный, но истовый.
Господи, слякоть, грязь какая. В Сибири сейчас снежно, нежно, чисто. Ольга, женщина жизни моей, теплая, мягкая, как сугроб. Нет, когда женщина слишком хорошая мать, ее нельзя любить. А если полюбишь, то уже не хочешь. Посмотришь только - в груди больно, глаза родные, насквозь светят, себе противен. Нельзя так жить, с болью, с правдой в глазах… Лучше врать, топить и топтать, брать все, что дает тебе это - комфорт, негу, дух денег во всем - от носков до зажигалки, чтоб воняло от тебя деньгами. Этого не любят и боятся, все боятся. Кланяются, стульчики подставляют, сидишь, щуришься на дым - загадочный, Монте-Кристо. Монте-Карло. Поиграть бы поехать, загребут, догонят, хрен вам.
Пацаны родные, Сашка, Пашка, не женитесь на хороших, они вам всю душу вычистят, до блеска, некуда спрятаться будет. И шлюх гоните. А кто ж тогда? Нет, совсем не женитесь, трахайте эту жизнь, пока она вас не трахнула. Все, приехали. Ручник, телефон, сигареты, «самсонайт» где, какой «самсонайт», в офисе оставил, так, карманы чистые, упаковку в мусорку, найдет, опять орать будет. Да и не найдет, - тоже будет. Блин, пацану ничего нет дать, сейчас что ли в магазин зайти, да рано еще, сил нет. Да, ладно, перетопчется, вчера вон полмагазина игрушек ему привез. Папа, папа, какой, бл, папа, так, хрен моржовый, рухлядь хьюго-боссовская. Понты, одни понты.
Где был, что делал, переговоры, бизнес. Какой, на хр, бизнес? Слово придумали, занычили, чтоб дерьмо прикрыть. Дело было тогда, работа, людей немеряно, все спецы, с вышкой, с дипломами, технари - белая кость. Все потерял, бросил. Связался с шушерой, бизнес, считать чужие деньги, бандиты недоученные, воры недоперченые, кончились денежки-то, на всех не хватило.
Жвачку в рот, жуй, говнюк, чтоб не воняло от тебя жизнью. Да разогнись ты, ой, чуть не заклинило, но это хорошо, побольше недомогания, усталости бизнесовой, печать судьбы крутого мэна на чело. Устал от денег, называется. Да от жизни собачьей ты устал, скотина.
Фу, третий этаж без лифта, это уже круто, сердце выскакивает, Ольга, жена родная, где ты, лег бы сейчас под пледик твой клетчатый, чайку с мяткою, все, хватит. Пришел.

- Ну, привет, мой котенок, как вы тут без меня?

Она.
Малыш запищал, кажется. Не, показалось. Темно как. Да рано еще, посплю.
Не, позвонить надо: «Але, привет, ты где? Домой едешь? А как перговоры?
Устал? Ну, ты уже скоро? Целую, пока».
Едет уже, есть, интересно, будет? Чего-нибудь найду. Интересно, с кем
перговоры? Долго как, почти всю ночь. Что за бизнес такой - на работу когда хочешь, ни тебе выходных, ни проходных. Отпуск какой-то куцый: две недели. Да и то у черта на куличках, то Африка, то Турция. Говорила: поедем в Ялту, там весело, знакомые у него ведь какие-нибудь есть там. Не хочет. Пищит, кажется. Чего дети так рано встают? Спали бы себе. Пить, наверное, захотел. «На попей мой маленький, поспи еще». Сейчас мамка с папкой встретятся, тогда и просыпайся.
Противная погода какая, скорей бы лето. Купальник тот красный классный такой, Дживанши, кажется. Фамилии какие-то, говорится не так как пишется. Не знаешь, как сказать. Продавщицы противные, выделистые, всегда поправляют. Вроде сами купить могут. Классно я тогда сумку за четыре сотни купила, они аж задохнулись от злости.
Да где ж он едет, опять скажет, пробка. И не позвонит никогда. Тоска какая в этой Столице. На фига я сюда перлась? Ага, сидела бы дома, с ребенком как брошенная дура. А так вроде замуж вышла. Хорошо хоть, что они с женой развелись, теперь я - жена. Я - жена, жена.
Почему он не может со мной расписаться? Ну, не хочет свадьбы, не надо. Ну да, не надо. Еще как надо. Вот как согласится расписаться, так и на свадьбу уговорю. Скажу, чтоб только сфотографироваться, чтоб родителям послать. Мать девчонкам покажет, сдохнут от зависти. Я ему скажу, чтоб костюм синий одел, с искоркой. А платье куплю. Все напрокат берут, а мне напрокат не надо. Пусть на память будет. Вдруг он помрет, старый ведь, пятьдесят уже, больной весь. Кашляет как старик, пьет много. Говорит, что в бизнесе не пить нельзя, свихнешься, и сам уже, похоже, свихнулся. Ну ладно, причесаться надо, а то опять будет смотреть как на дуру. Звонок, иду, не трезвонь.

- Ой, привет! Соскучились, конечно. Так долго не было, дежты пропадал?
Related Posts Plugin for WordPress, Blogger...